Наша жизнь

«Нам бы массажик…»

Поделиться:
«Нам бы массажик…»


Пару месяцев я ездил по женщинам мечтающим похудеть, по бухгалтерам зарождающихся международных торговых организаций с остеохондрозом шейного отдела и уже начинал думать, что я легко отделался, когда однажды вечером мне позвонили:

— А у вас точно есть медицинское образование? – поинтересовался женский голос.

— Среднеспециальное есть, — с готовностью подтвердил я.


— То есть сможете проконсультировать, если что?

— Честно говоря, — признался я. – Проконсультировать не смогу. Это вам к врачам надо. А я фельдшер.

— Да? – задумался голос. – Ну, всё равно приезжайте.

Приезжаю. Частный сектор на окраине города. Смеркается. Общественный транспорт напоминает о себе чрезвычайно редко. Ехал я туда часа полтора и успел уже пожалеть о том, что согласился. С нарастающей паникой думаю, как я буду отсюда выбираться и зачем мне вообще всё это нужно. Из-за заборов на меня с лаем кидаются разнокалиберные шавки. Редко светят чудом уцелевшие фонари.

А вот и нужный дом. Обычная деревянная одноэтажная хатка. Стучу в калитку и захожу.

— Здравствуйте, — встречать меня выходит целая делегация. Мужик в майке-алкоголичке, две тётки неопределённого возраста, стайка детей.

В мою душу закрадываются сомнения. Контингент явно не для массажа. Запах из дома, как из барака. Откуда-то со двора доносятся взвизгивания свиней, квохчут куры.

— Вы мне звонили?

— Звонили, звонили, — с готовностью кивает одна из женщин. – У нас тут мама. Она немного больна. Её недавно из больницы выписали, так доктор прописал массаж. А возить её каждый день в больницу неудобно.

— Если мы сразу десять сеансов закажем скидка будет? – берёт быка за рога мужик.

— Если сразу десять, то можно подумать.

— А чего тут думать. Ты делай, а мы тебе потом двадцатку отдадим.

«Двадцатка» — это приблизительно треть от моего тарифа за десять сеансов.

— Это совсем мало, — робко говорю я. – Я обычно беру в районе 60-70, а к вам ещё добираться далеко.

— Так мы ж сразу десять сеансов закажем, — удивлённо говорит мужик. – Да и работы тут на пять минут. За что шестьдесят?

— Нам бы простой массажик, — вступает вторая женщина. – Без особых изысков.

Дети смотрят на меня, как на Кобзона в телевизоре. Трое из пяти увлечённо ковыряются в носу. Один – самый младший, без штанов.

«Надо бежать», — думаю я. Это была первая правильная мысль за сегодняшний вечер.

— Да ты, Машка, ему пациентку покажи, — машет рукой мужик. – Увидит – поймёт, что работы там не на двадцатку, а вообще на все пятнадцать.

Машка хватает меня за руку и тащит вглубь дома.

«Убьют, — думаю я. – И расчленят. И хрен меня кто найдёт в этом таборе».

Машка открывает дверь дальней комнаты и запахи печи, старого дома и свиной картошки перебивает жуткая вонь гниющего человеческого тела.

До этого я почти год отработал санитаром в приёмном отделении райбольницы. Видел всякое, привык и к трупам, по месяцу отлежавшим в квартире, к гангренам, к раскроенному мясу автомобильных аварий. Поэтому врать, что я испугался – не буду. Даже наоборот – уловил знакомый запах и как-то сразу успокоился. Откуда-то из-за моего плеча словно послышался призрачный голос хирурга Галины Владимировны, командующей санитарской бригадой:

— Что стоим, мальчики?! Заносим пациента!

И я шагнул в комнату. В полутёмной узкой каморке на кровати лежала худая бабушка в засаленном халате. Кровать была сломанная, один угол подпирал кирпич. Откуда-то снизу неимоверно смердела утка. Ни телевизора, ни мебели в комнате не было. Одна кровать и картонная открытка-икона над ней. Окна закрыты какими-то тряпками. С потолочной балки свисала запыленная, оплетённая паутиной лампочка.

— Вот, — кивает на кровать Маша. – Это моя мама. Инсульт у неё. Доктор говорят надо ухаживать. Нам бы массажик.

Подхожу к бабушке, осматриваю. Бабушка смотрит на меня безо всякого выражения в погасших глазах. Осторожно верчу легкое тело, под сморщенной пергаментной кожей — только каменные кости. Постель испачканная фекалиями, сырая, её не меняли несколько недель. И запах. Те, кто работал в неврологии и реанимации этот запах из тысячи узнают.

— Послушайте. У вашей мамы пролежни. Тут не массаж надо. Её надо обратно в больницу. Всё обрабатывать, лечить.

— Она и так по больницам полгода отвалялась, — встревает мужичок, втискиваясь в комнату. – Тебя же спрашивали – есть медицинское образование? Ты сказал – есть! Работай давай.

«Надо убегать», — снова заныло у меня в голове.

— Предупреждать надо, — я делаю серьёзную деловую физиономию. – Мне нужны лекарства, мази там всякие. Тут же работы вагон. И двадцатки тут будет мало! Двадцать пять – иначе не возьмусь!

— Во-о-от, это уже разговор, — довольно щурится мужичок, обманутый моими словами.

— Значит, завтра я приезжаю с лекарствами. Половину денег вперёд, остальное – как доделаю!

— Договорились, — тянет мне руку хозяин. А в глазах уже неприкрыто читается, как планирует кинуть он меня на вторую половину. Впрочем меня это не удивило.

Вырвался я оттуда. Всю дорогу до остановки бежал и принюхивался к своим рукам, к одежде. Запах полутёмной комнату въелся в кожу, в волосы. И даже дома, три раза приняв душ, я не мог от него избавиться. Или мне это казалось?

Утром я позвонил Галине Владимировне и рассказал всю ситуацию. Хирург была женщиной серьёзной, решительной, многих людей власти в нашем городе знала. И легальных и нелегальных.

— Вот сволочи! – с чувством сказала Галина Владимировна. – Какой говоришь адрес?

Этим же вечером вместо меня в дом к Маше нагрянула целая комиссия из разных ведомств. Милиция, кто-то из социальной службы, медики. Галина Владимировна проявила фантастическую активность. Бабушку из семьи изъяли, перевезли в ближайший дом престарелых, у Маши и её мужа были проблемы. Они мне потом звонили, угрожали. Но все их угрозы так и остались пустыми словами.

Вот хоть раз за весь период работы массажистом, я сделал что-то полезное, а не просто целлюлит на жопе разогнал.